Закон о декретном отпуске в 70 80 гг в ссср

Бытует мнение, будто бы в советские времена каждая женщина обязана была трудиться на благо общества, иначе становилась жертвой уголовного преследования и наказания. В стране действительно была всеобщая занятость, принимались законы для наказания тунеядства, но это не мешало женщинам отдыхать, ухаживая за детьми. Также можно было взять время для ухода за больным родственником. Можно было вообще не работать, только вести домашнее хозяйство. В законах того времени были официально прописаны ограничения, применяемые правила.

Беременность женщины – это исключительно важный период в жизни любой семьи. Но всегда ли он официально давал такие же поблажки, как сегодня? И почему появилось слово «декрет»? Из документации нам известно, что в 1956-м Президиумом Верховного Совета восстановлена длительность отпуска по беременности и родам, аналогичная той, что была до 38-го года. Она составила 112 календарных суток, то есть 56 дней до момента появления чада на свет и столько же после этого события. 13 октября приняли постановление, которым дали женщинам право на дополнительное время – на период до трех месяцев. На этот срок заработной платы не полагалось, но можно было не работать. Взять эти три месяца была возможно после основного периода.

Как все начиналось

В прежние времена роды не считались столь важным событием. Только в 1917-м впервые официально признали, что это достаточный повод, чтобы дать женщине время для отдыха на работе. Советом народных комиссаров утверждена документация, которая регламентировала этот вопрос. Именно она и называлась декретом. Его посвятили пособию, выплачиваемому по причине ожидания и рождения ребенка. Женщинам того времени полагалось 112 суток, в течение которых за ними сохранялось их рабочее место. За весь этот период работодатель обязан был платить. Ежели возникало желание, период продлевали. Правда, уже тогда были ясли, детские садики, куда родители и сдавали своих малолетних детишек – обычно грудничков.

Обратите внимание =>  Как написать правильно автобиографию на госслужбу образец

“Пранк вышел из-под контроля” и пошёл за пределы Советской России. И по сей день идея “национализации женщин” прочно укрепилась в рядах реакционеров как пропагандистский стереотип против коммунизма. В 1919 г. этот якобы подлинный “декрет” даже обсуждался в американском сенате. Там утверждалось, что Маркс и Энгельс в “Манифесте коммунистической партии” уже заранее призывали к этому. За рубежом действительно верили тем басням, которые предоставляли им Колчак и прочие. Но что же думал сам Маркс по этому поводу?

В СССР

Нельзя сказать, что женский вопрос был полностью решён в СССР. После революционных успехов 20-х годов произошел откат. Изначально целью было реформирование базисных семейных и общественных отношений путем ликвидации частной собственности, которая считалась главной причиной неравноправия полов. Одну из главных ролей в создании новых социальных отношений между женщиной и мужчиной играла Александра Коллонтай. Она выступила инициатором ликвидации женских организаций и женских журналов, сама же в своих публикациях излагала теорию развития социального характера женщин в рамках марксистко-ленинской идеологии. В соответствии с позицией Энгельса, изложенной в “Происхождении семьи, государства и частной собственности” в первобытном обществе женщины пользовались высоким почётом, но с развитием частной собственности и хозяйственных отношений положение женщин сошло на нет.

Сейчас в России

“Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей; наконец, это движение, стремящееся противопоставить частной собственности всеобщую частную собственность, выражается в совершенно животной форме, когда оно противопоставляет браку (являющемуся, действительно, некоторой формой исключительной частной собственности) общность жен, где, следовательно, женщина становится общественной и всеобщей собственностью. Можно сказать, что эта идея общности жен выдает тайну этого еще совершенно грубого и неосмысленного коммунизма. Подобно тому как женщина переходит тут от брака ко всеобщей проституции,* так и весь мир богатства, т.е. предметной сущности человека, переходит от исключительного брака с частным собственником к универсальной проституции со всем обществом. Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает – по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности – зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него – определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее”.